Львиная доля мировых кинематографических шедевров построена на различных психологических перекосах, перверсиях и девиациях. Однако учитывая особенности кинематографического жанра и умения режиссера, зрителя уносит волной чувств и ощущений не оставляя шанса взглянуть трезвым рациональным взглядом.
Умышленно или нет, но Торнаторе в своей работе не повесил перед зрителем тот самый слепящий шар иллюзии, благодаря которому можно проваливается в царство иррационального. Хотя попытки были. Данную киноработу можно рассматривать с двух ракурсов с реалистичного и романтичного, но реалистичный уж слишком нарочито выпирает. При лояльном отношении фильм показывает излюбленную тему Торнаторе — о щемящем одиночестве и попытках вырваться из рамок. Но по факту сам того не желая режиссер демонстрирует целый полигон материалов для психоанализа, старина Зигмунд остался бы доволен. Случилось это как в виду построения самого сюжета, так и актерского состава. Айронс, хорошо зарекомендовавший себя в подобного рода фильмах, смотрится весьма неубедительно, но понять почему можно, все-таки как ни как человеку 7 десяток. Да и Ольга Куриленко ввиду своей довольно вялой и однообразной игры, не смогла убедить в реальности происходящего в контексте неземной любви. Вместо этого заглавная сцена демонстрирует отрывок из жизни геронтофилов, как ни как между актерами 31 год разницы. Потому и не веришь в эту «любовь», в эмоциональную зависимость -да, в любовь нет.
О мезальянсе и внутренних противоречиях
Как известно женщины, вступающие в отношения с престарелыми типами, имеют ряд серьезных внутренних проблем, среди которых проблемы с отцом. Как правило, отец либо полностью отсутствовал в жизни таких девочек, либо был деспотичным, проявлял мало любви и заботы, либо ушел. Итог один — чувство недолюбленности и отсутствия безопасности, результатом которых служит подсознательное желание замещения фигуры отца и одновременно более скрытое ощущение, что отец ушел именно из-за нее, порождающее чувство вины, за которым должно следовать наказание.
Данный пункт Торнаторе любезно продемонстрировал, и даже настолько расщедрился, что устами Айронса сообщил, что желание саморазрушения (опасная профессия), продиктовано чувством вины главной героини. Однако дракон саморазрушения питается еще более тонкими вибрациями, ведь желание иметь отношения с престарелым мужчиной еще одно указание на саморазрущение. Молодость к молодости, молодость дает жизнь, старость жизнь отнимает. Дракон пожирает самое главное — время, время которые уходит безвозвратно, ставит человека на путь самоуничтожения. Еще одно обстоятельство, питающее дракона, это то, что папы с дочками не вступают в сексуальные отношения и желание заместить отца и банальный секс, не способно коррелироваться, а всего лишь порождают новый пласт психологического саморазрушения. А довольно часто звучащая фраза «девочка моя», от которой мороз по коже вперемешку с отвращением, фиксирует внимание именно на «девочке» и выделяет нерешенные вопросы внутреннего ребенка героини.
О мужском эгоизме и иллюзиях
Мотивы поведения Айронса режиссером прописаны довольно пунктирно, однако не зачем мудрствовать лукаво. Легко любить молодую, красивую и разделяющую интересы, при этом травмированную и оттого с отключенным критическим мышлением. Да и об истиной любви речь не идет, как говорил Жан Кокто: «Любви нет, есть только доказательства любви». И своим поведением герой Айронса демонстрирует все что угодно, кроме любви, от банального потребительства, до желания потешить ЭГО и поиграть в бессмертие.
Мужское Эго герой Айронса возвел в степень и придал ему новое звучание. Мало того, что он беззастенчиво использовал героиню Куриленко, так и после отправки в «иное измерение» не смог оставить ее в покое — это ли не комплекс бога. Желание быть кукловодом и дергать свою жертву за ниточки, перекрывает элементарные моральные принципы.
Вялые отговорки если захочешь от меня избавиться, то сделай то-то, не более чем манипуляции, это все равно, что перед героинозависимым размахивать перед носом шприцом, и с невинным видом вещать — если не хочешь я уйду, ну да конечно, пчелы против меда.
Явные манипуляции скрываются за добрыми глазами и умными речами. Однако если человек не осознает, что он манипулятор, это его не делает меньшим манипулятором. «Любить» на расстоянии какая прелесть и что может быть проще. А по факту банальное желание скрасить свою жизнь на старости лет и избежать ответственности.
Но жить в реальности — это не сказка, реальность довольно быстро способна разрушить всю эту виртуальную муть, пара лет жизни со стариком бок о бок, легко нокаутирует розовые грезы. Другое дело сидеть по ту строну экрана, сыпать красивыми фразами, подарочкам и сюрпризами и чувствовать себя мужиком, ну правильно человек в возрасте, тяжело быть мужиком каждый день, при этом беззастенчиво обкрадывая другого человека и ощущать себя «волшебником».
Да и правда героя Айронса можно назвать кудесником, такую иллюзию создал, вот только при реальном подходе он больше походит на рыночного фокусника, легко обмануть того, кто хочет быть обманутым. Можно сказать, что герой Айронса вор, причем с большой буквы. Наглый, беззастенчивый, беспринципный вор, спекулирующий на уязвимом состоянии девушки, который украл у героини 6 лет жизни и даже в свете новых обстоятельств, продолжил воровать ее время.
Единственная живая эмоция по ходу фильма, это искренняя жалость к запутавшемуся человеку, который мечется, не понимая, что ему делать, с потерянным лицом, тратит время на то, что ничего не может дать в реальности, обслуживая иллюзию, закоплексованного и по сути своей жестокого человека. Героиня именно как та собака из фильма, которая смотрит печальными глазами и ищет своего бессердечного хозяина. А искать надо вовсе не хозяина, а хорошего психоаналитика, пара лет терапии и все наладится. Ведь не будь режиссер романтиком, подобная ситуация легко могла закончиться суицидом со стороны главной героини, когда дракон саморазрушения завершил бы свою миссию, человек себя разрушил и ушел в небытие.
Тема контроля также прослеживается довольно явно, не она ушла, а он ее отпустил, когда уже не было физических сил вести полюбившеюся игру. Так что желание контролировать у главного героя на грани патологии.
В конце повествования режиссер пытается окунуть зрителя в ту самую сладкую иррациональность, фиксируя внимание на мысли: «вести диалог с тем, что давно не существует». И даже можно включить в себе романтика и вспомнить, что слово камикадзе происходит от слов «ками» — божество, «кадзе» — ветер, божественный ветер. Он хотел быть богом, а она была как ветер, «бог» освободил «ветер» от ее внутренней боли и незавершенности. Но реалист тут же начинает нашептывать, что камикадзе остался жив, только потому как кукловода не стало, да и вообще можно было обойтись психоаналитиком, так надежней и безопасней.
В общем, настоятельно рекомендую к просмотру как обычным гражданам в целях профилактики, так и всем жертвам возрастных мезальянсов и виртуальных романов.
|