Прежде чем удостоить комплиментами новую работу Дель Торо, нужно строго-настрого предупредить: фильм, как и предварительный материал - хитроумная обманка. То, что было заявлено хоррором, оказывается прозой, в лучшем случае - готическим романом, сотканным из разнородных фетишей режиссера.
Долголетние страдания, хождение по канату, обозначенному главными студиями - как результат. Мейджоры буквально зажали постановщика в тиски. Возможность замахнуться урезана, но и более всего - произошла разлука с проектом грёз. Несбыточность «Хребтов Безумия» по Говарду Ф. Лавкрафту обернулось «Тихоокеанским рубежом», который, по ощущению, был еле-еле выжат автором и будто бы явился из чужих рук.

Теперь по порядку. Сюжет и сама конструкция фильма существует как бы наотмашь. С первых кадров понятно, что Дель Торо не лишен умения живо вплетать атрибуты готики в историю. Викторианский антураж, барочность интерьеров, в которых начисто отсутствует уют, затем, по справедливости - обезображенные призраки и тайные механизмы - всё это, как и просторы ветхого замка, дико отторгает. Умело и искусно - без вопросов. Однако, весь мистицизм и нарастающий темп - не побоюсь слова, беззастенчивый маневр. За ним - детектив, который будто бы произошел из книг викторианских новеллистов. 

Забудьте о мистических сюжетах. На устрашающем виде «Багрового Пика» аккуратно стелется слой романтики - сентиментальной и чувственной. От Англии XIX века с тайными скелетами в шкафах, при подсчете, остается лишь Конан Дойль. Не зря его книга обнаруживается на стеллажах доктора, в чей образ резво вписался Ханнэм. К сведению, ответ на вопросы предрасположен чисто логически. Вся смысловая информация выражается далеко не за скобками, а на языке романиста, то есть вербально. Даже леденящие призраки - поделки виртуозной фантазии мексиканца, оказываются где-то на задворках повествования. Призраки - лишь метафора - проговаривается героями, однако в том же «Лабиринте Фавна» отнюдь, тайные существа многофункциональны. Они как сравнительный метод, где костлявые порождения тьмы - пугают не так, как фашистская свирепость. Через обветшалые катакомбы - в самую гущу, но главное - во всю прыть от милитаризма реальности. 

Да, в «Пике» сила метафор, используемая художником-символистом, очевидно, не достигает глубины. К завершению многие узлы не завязаны, история, как в положительном, так и отрицательном смысле, бьёт ключом, того хуже - красной глиной. Вопреки радости глаза, которого прельщает цветокоррекция - слияние алых и оттенков синего, тебе попросту не за что схватиться. Мистика нужна Дель Торо, чтобы с треском её обрушить. Но при всей декоративности, «Пик» выглядит как литературный образчик. Даже мизансцена в финале выстроена таким образом, чтобы навевать сходство с развязкой романа. 

Вообще, идейная опора, которую с особой старательностью вычерчивал автор, проступает так наглядно, что заметят лишь немногие. Фильм - заявка о фатальных последствиях любви. Она разодета в устрашающие наряды и окутывает с головой, не подобно снежным бурям, а потокам бардовой жидкости. Оттого актеры и их типажи повышенно-эмоциональны, а Честейн, который раз заглядывающая в грандиозные проекты, если не идеальна, то как минимум точна. В ней - не только соответствие типажу викторианской эпохи, но и чистая маниакальность. В кои-то веки именно женщина становится центральной и конечной точкой в повествовании. А режиссер, как и подобает фокуснику, пускал лишь пыль в глаза. Легкомысленная Эдит в исполнении Васиковски получает рекомендацию - заниматься написанием романов о любви, вместо того, чтобы тратить себя на фантастические рассказы. Как мы видим, Дель Торо прислушался к совету.